Письмо

Очень искреннее и открытое письмо, которое поможет вам совершенно иначе посмотреть на свою жизнь и отношения

Еще лет двадцать назад я с удивлением заметил за собой такую штуку: девчонки, с которыми я “просто гулял”, разительным образом почему-то отличались от тех, с которыми я начинал “жить”, ну или хотя бы всеми силами стремился к этому.

.

С первыми отношения всегда завершались довольно скоро и всегда на какой-то совершенно “скучной” ноте: тебя любят, души в тебе не чают, всегда-то тебе рады, по пустякам не гонобят, да и не по пустякам тоже, веревки из тебя не вьют, никакой виной не грузят, и, что самое удивительное, никаких-то у них не было комплексов и заморочек на счет обняться и поцеловаться где-нибудь в метро или в трамвае, а секс с ними всегда был какой-то радостный, даже если что-то пошло не так, и проч. и проч. и проч.

Одним словом, не отношения, а какая-то сплошная любовь-морковь, и никаких тебе мучений. Ску-ко-ти-ща. Я элементарно не знал, что мне со всей этой теплотой и заботой делать, куда себя пристроить.

Первоначальное удовольствие уже максимум через месяц-два обязательно сменялось недоумением, а потом и вовсе сходило на нет, когда мои угрызения совести по поводу ее мучений становились для меня невыносимыми. И тогда я просто исчезал.

Я скучал по “настоящим” отношениям. Я был как тот наркоман, который просто жить не может без своей дозы (мучений), а чужие (мучения) меня, слава те господи, не втыкали. И я начинал искать ту, которая мне их даст.

Ведь это такой кайф, согласитесь: плохо спишь, нифига не ешь, постоянно боишься чего-то потерять, того и гляди — потеряешь, к телу допускают только по высочайшему соизволению, а в метро или на улице — только за ручку и ни-ни тебе всякие шалости типа поцелуев и уж тем более — за попу ущипнуть. Какие-то скандалы на ровном месте, постоянные и незабываемые обиды чуть ли не с первого дня знакомства, обида даже на первый секс, который ах-ты-господи случился до брака (я не шучу!), и вечное недовольство тем, что ты делаешь и как ты делаешь.

Но самое пронзительное, словно нескончаемый контрольный выстрел в голову, это какая-то неизменная грусть в глазах твоей возлюбленной.
На каждый пароль есть свой отзыв. На ее грусть я отзывался каким-то нестерпимым чувством вины, таким родным и до боли знакомым: она ведь такая несчастная, правда?

И кто в этом виноват?

Конечно же, я.
Ведь это именно я так и не сумел сделать ее счастливой.
И надо исправляться. Надо продолжать пробовать! Нельзя опускать руки, я просто обязан ее спасти, я должен сделать ее счастливой!
И ты стараешься, как можешь.
И все по новой.
А грусть в ее глазах не уходит, она, блин, как тот далекий-далекий потухший маяк, который торчит где-то там за седьмым горизонтом, который хуй знает где, и до которого не доплыть, как не греби, и который тебе ни за что не зажечь, как не старайся.

Тяжело? Да, тяжело, ну так что ж, раньше надо было думать, а теперь уже поздно.
Женился? Дети есть?

Тогда слушай сюда:

Терпи (© Мой отец).
Больше работай (© Мой отец).
И что-либо менять просто бессмысленно, все равно, все бабы одинаковые (© Мой отец).

Мне казалось тогда, что вот это и есть самые настоящие ОТНОШЕНИЯ, не чета той размазне с этими заботливыми любилками…
Вот это и есть, вашу мать, ЛЮБОВЬ, когда каждая минута в напряжении и жизнь словно бой…

Как-то так получалось, что я путал семейную жизнь с самым настоящим дурдомом, а любовь и нежность с каким-то изощренным мазохизмом.

В итоге, к двадцати пяти у меня уже были больные почки (злость-то ведь при всей “настоящности» такой “любви” никто не отменял, а злиться было высочайше запрещено).

А к тридцати, когда мое девятилетнее пребывание в этом добровольном концлагере-лайт достигло своего апогея, у меня обнаружили рак.

И крыша моя, к тому моменту уже изрядно съехавшая, как-то уж очень быстро вернулась на свое место, туда, где ей, собственно, и положено было быть, и где она, похоже, никогда не была.

Уезжая из дома на первую операцию, я вдруг понял, что я не хочу сюда возвращаться, что мне просто некуда возвращаться из больницы. Что я ухожу в никуда. Что я не хочу, чтобы моя жена меня провожала. Что в мои тридцать лет у меня нет женщины, которую я бы хотел видеть рядом с собой после операции, рядом с которой мне будет лучше, чем одному. Сестра, отец, мама — не в счет, это совсем другое.

Мне до того дня все казалось, что я не один, у меня ведь есть семья, дети, говорил я себе, а, по факту оказалось, что я совершенно один. И что начинается какой-то новый отсчет.

Я помню, как жена грустно пожелала мне удачи, закрыла за мной дверь, и дети продолжали играть где-то там в дальней комнате, а я не переставая думал над этими абсолютно новыми для меня мыслями. Я спустился на лифте, дошел пешком до метро, зашел в метро, сел в поезд и все думал-думал-думал-думал-думал. А когда вышел на каширке, то разрыдался навзрыд, и единственный человек, которому я захотел тогда позвонить, был мой терапевт. И рыдая, я ей все это выложил. А она просто сказала: Слава, хотите, я прямо сейчас к Вам приеду?

Я опешил, я даже перестал реветь. Я сказал, что нет, спасибо. Я еще не был готов к этому. Но мне стало намного легче. Я ей до сих пор благодарен и всегда буду благодарен за этот случай.

Свой побег из своего шоушенка я совершил уже через каких-то пару недель после операции. И даже через канализацию не пришлось ползти.

Желание жить, я вам скажу, порой творит чудеса.

В то время, когда уже во всю шла химиотерапия, у меня было два любимых фильма, которые я пересмотрел, наверное, тысячу раз: От заката до рассвета и Реальная любовь.

Первый я обожал за одну только фразу Траволты (или, может быть, не Траволты, я уже и не помню, кто там играет братца этого чокнутого Тарантино): Это всего лишь твое мнение, и мне на него насрать.

А в Реальной Любви был такой момент: уже в самом конце фильма она встречает его в аэропорту, он прилетает, проходит контроль, выходит туда, где толпятся встречающие, и она бежит к нему навстречу со всех ног такая счастливая и улыбающаяся и просто-напросто запрыгивает на него, обнимая его всем чем только можно, и очевидно, что ей не просто наплевать на то, что там про нее подумают окружающие, да она их просто не замечает, потому что для нее в эту минуту вообще никого не существует кроме него.

Смотреть на это было невыносимо.

Я плакал, я рычал, я орал, я завидовал, я проклинал себя, я так, блядь, ненавидел себя прежнего, этого, блядь, любителя_хорошенько_помучиться, который просрал, сука, ни за хуй как минимум десять лет МОЕЙ жизни! И я боялся, я до ужаса, до паники боялся не успеть ну_хотя_бы_попробовать пожить по-другому.

И каждый раз я говорил себе, сжав зубы: я успею, блядь, успею, я должен успеть! Ты слышишь, Слава??? Ты должен успеть это почувствовать!!! Ты не можешь просто так умереть!!! ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА!!! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ ИЛИ НЕТ??? БОРИСЬ, БЛЯДЬ, ЗЕМЛЮ ГРЫЗИ, НО НЕ СДАВАЙСЯ!!! И ВЫРВИ ДЛЯ МЕНЯ ЕЩЕ ХОТЯ БЫ ПОЛГОДА!!! ЭТОГО ХВАТИТ, Я УСПЕЮ!!!

Знаете, ощущение, что у вас есть цель, тоже творит чудеса.

Она появилась где-то между второй и третьей химией.
Она была первой ласточкой моей новой жизни.
Она прошла со мной через весь этот ад последних двух химий, она всегда была рядом.
Мне было с ней так хорошо и так спокойно (спасибо тебе огроменное-преогроменное).
Словно какой-нибудь ботан-первоклашка, я каждую минуту рядом с ней упорно учил азбуку новых отношений.
Я учился принимать к себе любовь и не бежать от нее.
Я учился быть в отношениях, когда не надо мучиться.
Я был очень примерным учеником, и у меня стало получаться.
А тут как раз и химиотерапия начала давать свои результаты.
И в какой-то момент мне показалось, что все, вот она новая жизнь, а старой жизни — конец.

Но нет.

Как только уже занесенная было над пропастью нога вновь ощутила твердую землю, а сама пропасть вдруг оказалась не такой уж и страшной, и где-то там впереди уже замаячили радужные перспективы все-таки увидеть себя когда-нибудь в будущем морщинистого, с палочкой и вынимающего на ночь зубы в стакан, в этот самый момент я опять не выдержал.

Я поступил с ней как прежде. Я снова исчез. Мой поганец все-таки ожил и вновь заявил о себе. И мое обучение на какое-то время было прервано.

Мысль о том, что впереди у вас еще куча времени, может изгадить любое дело.

Оказалось, что той прививки от старой жизни, которую я получил вместе с отрезанным яйцом, вместе с теми литрами яда, которые в меня влили, метастазами вдоль всего позвоночника, вспоротым животом и перспективой никогда больше не иметь детей, этой прививки все-таки оказалось еще недостаточно, чтобы мой прежний_я сдох окончательно.

В конце апреля, когда пришли результаты очередной биопсии, мой врач мне сказал: все, ты здоров, свободен!

Это очень странное переживание: это как это так, еще вчера у тебя был рак, а сегодня уже нет? Это ведь не насморк какой-нибудь там, и не кашель!

И мне пришлось заново строить всю свою жизнь, но уже без необходимости бороться за нее.

Я рассчитался за аренду квартиры, собрал свои вещички и переехал жить на свою землю.

Поставил платку, постелил спальничек, днем обедал где-нибудь в кафе, вечером готовил себе на костре, а по утрам ходил умываться на озеро. И начал достраивать свой дом.

Соседи охреневали, а некоторые так даже предлагали мне пожить какое-то время у них, до того им было, видимо, неловко жить в своих коттеджах, когда под боком в прямом смысле этого слова бомжует их чудиковатый сосед.

А я только улыбался им в ответ.

Мне было так офигительно.

У меня начиналась новая жизнь.

Разумеется, я возобновил прерванное обучение.

Но на этот раз я твердо решил, что мне не стоит прямо сейчас останавливаться на чем-то одном, что мне нужно освоить много разных специальностей, прежде чем я смогу безошибочно сказать — вот она, та, которая мне нужна. И поэтому я с легким сердцем подавал документы в очередной институт, не заботясь о том, что может быть уже на следующий день после поступления я пойму, что это не то, что мне нужно, и я захочу уйти. Где-то я доучивался до первой сессии, где-то — нет. Откуда-то я уходил сам, где-то отчисляли меня.

Иногда я принимал очень сложное для себя решение поступить параллельно еще в один институт, не доучившись где-то еще. Я знал, что некоторые так делают и что им это нравиться. Но после одной-двух проб я понял, что это все-таки не мое, уж очень мало оставалось времени на сон, и к тому же приходилось почему-то постоянно врать, а так как врать я не умею, то в итоге меня очень быстро вычисляли и выгоняли с позором отовсюду.

Один даже раз я специально решил поступить на платный, чтобы узнать, а есть ли разница в процессе и в качестве обучения? Мне совсем не понравилось, уж очень все было как-то формально, чуть не по минутам, одним словом — без души.

Прошел целый год. Я вовсю наверстывал недополученную мною радость за те долгие-долгие годы моего добровольного заключения. И очень многое понял про самого себя.

Я уже твердо знал, что мне нравится в отношениях, а что нет, с чем я готов мириться, и чего не приму ни под каким соусом. У меня даже появилась хроническая аллергия на беспричинную грусть и тоску.

За это время я сделал несколько попыток реформировать мой некогда вожделенный концлагерь, от ворот которого у меня все еще оставались ключи. И каждый раз я в каком-то ужасе убегал оттуда, в первый раз продержавшись там почти неделю, а в последний — свалил уже на следующее же утро.

У меня появился новый ночной кошмар, мне стало сниться, что я навсегда вернулся к своей бывшей жене. Это был хороший знак, это означало, что я и в самом деле ушел. Я вернул ей ключи и с радостью поставил уже окончательный и жирный крест на всей этой грустной истории с грустными глазами.

Мой прежний_я становился все меньше и все безобидней. Из некогда огромного и упоротого маньяка-мазохиста он, без должного пропитания и в отсутствии дозы, сделался каким-то жалким, сидел себе вечно в уголке и улыбался. Мне даже стало его жаль в какой-то момент и я ему выделил маленькую комнатку с окошком во двор, пусть, думаю, доживает себе свой век в тепле, бедолага.

И в этот момент я встретил тебя.

Господи, до чего ж сложно описать то, что я сейчас чувствую.

Ведь все то, что было написано до этой самой строчки, и все то, что будет написано ниже, все это было задумано ради одного этого ощущения, которое никак не хочет воплощаться в слова. Оно словно туман, который и не туман вовсе, а что-то совсем-совсем другое, только с виду похожее на туман, и чему еще нет названия. И я так хочу найти сейчас то сочетание слов, которое по звучанию будет (ну хотя бы отчасти!) похоже на то, что я чувствую.

«О, если бы я только мог, хоть отчасти…»

Про злость мне писать почему-то намного легче.

Ты знаешь, что я люблю сейчас больше всего на свете? Ни за что не догадаешься!
неа, не побеситься с детьми, не угадала
и не поиграть в теннис
какая, нафиг, работа, ты с ума сошла, милая? нет, конечно
нет, не секс (хотя он, конечно же, в топе)
ни за что не угадаешь!

Это когда мы едем с тобой в машине куда-нибудь вдвоем, и я кладу свою руку на край твоего сиденья и чуточку подтыкаю ее тебе под ногу, а ты кладешь свою ладонь на мою ладонь и легонько ее обнимаешь.
Ты это делаешь так естественно, словно еще один вздох.
Словно ты не можешь этого не сделать.
Словно это твоя ладонь.

И в этот самый момент я на какое-то время начинаю верить в то, что тебе и в самом деле не наплевать на меня. И в этом для меня какая-то загадка, почти — чудо. Мне так трудно в это верить.

Я не понимаю — за что? Что я такого делаю, чтобы ты меня любила? Да ничего я такого не делаю! Твоя любовь ко мне это всего лишь твой мираж, твоя болезнь. Любовь зла…

Мне так сложно поверить во что-то другое, ведь где-то глубоко-глубоко во мне, может быть как раз в той самой комнате с маленьким окошком во двор, где я поселил моего бедолагу, на одной из стен небрежно написано, что я никто и звать меня никак, и что любить меня, на самом деле, не за что.

И вот, когда мы едем с тобой куда-нибудь в машине вот так рука об руку, та ссучья надпись на стене становиться чуточку бледнее, а мне — легче.

И так было с первого дня нашего знакомства. Та надпись на той стене медленно, но верно тускнеет уже целых десять лет. Ровно десять лет.

В первый же вечер, после того, как я проводил тебя до дома, ты написала мне смску, которую я никогда не забуду. Мне до того дня никто в первый день знакомства таких смсок не писал.

Да мне вообще никто и никогда таких смсок не писал, ни в первый, ни в какой другой день!

А помнишь, как через пару недель, когда мы с тобой уже созрели для чего-то большего, ты пригласила меня к себе посмотреть какой-то фильм, и я, подъезжая к твоему дому, позвонил и спросил стандартное: что-нибудь купить? И офигел, когда вместо какой-то там ерунды типа “чего-нибудь к чаю” ты просто сказала: купи мне цветы, пожалуйста. И, по-моему, ты даже уточнила каких именно купить и сколько.

И в этот момент у меня в первый раз промелькнула мысль: похоже, это как раз то, что мне нужно!

А наутро, когда я все никак не мог найти то, что люди обычно снимают с себя в подобных случаях накануне вечером, я спросил у тебя: слушай, а где мои носки и все остальное? А ты просто сказала: я постирала, все висит в ванной, сохнет.

Надо ли говорить, что мне никто и никогда не стирал носки на утро после первого секса?

И когда уже днем (и это все в тот же день!) ты сварила мне борщ, который оказался вкуснее борща моей бабушки, да с такой поджарочкой, которую даже бабушка моя не делывала, я окончательно понял: это как раз то, что мне нужно, надо брать!

Ты ведь все это специально подстроила, да? Сначала цветы, потом эти носки и, чтобы уже окончательно сбить цену и купить меня всего с потрохами, — сварила свой борщ. И все это в один день! Ты как-будто точно знала, чем меня взять. Кто-то тебе рассказал, ведь так? Я не могу найти другого объяснения.

Я помню, как ты горько плакала, когда узнала про мой рак и как тебе было жаль, что тебя не было тогда рядом со мной. И я помню, как ты даже бровью не повела, когда я сказал, что неизвестно, смогу ли я в будущем иметь детей. Ты сделала такой вид, будто хотела сказать: что за глупости, фигня какая, быть такого не может. И ведь оказалась права. Трижды.

Ты ничего не знала про Реальную Любовь, я тебе никогда не рассказывал, но первые пару лет, где бы мы с тобой не встречались, ты каждый раз бежала ко мне радостная, словно я вернулся из какой-то дальней-предальней командировки, хотя мы виделись с тобой еще только утром.

И каждый раз я думал: слава богу, успел.

Ты для меня словно из какой-то другой галактики.

Я порой думаю, что никакая ты не женщина, которая родилась где-то, росла, ходила в детский сад, в школу. Это ведь не может быть так просто, фигня, не верю! Иначе все эти борщи с носками просто необъяснимы!

Ты словно теплый ветер где-нибудь на берегу моря, ты словно плед, которым накрывают, когда озяб. Я смотрю в твои глаза и вижу мириады звезд твоей нежно-голубой галактики, и где-то там в глубине — та планета, с которой ты прилетела, чтобы спасти меня от какой-то бессмысленности и одиночества.

И это ощущение во сто крат сильнее всех наших ссор и скандалов вместе взятых. И тот теплый ветер заботы и нежности, который ты захватила с собой, улетая, это и есть то, что я ценю сейчас больше всего на свете.

Я никогда не изменял тебе. И не потому что не хотел, чего уж там греха таить, я, все-таки бывает, заглядываюсь на других женщин, ничего с этим не поделаешь.

Просто я точно знаю, что до сих пор мы не предавали друг друга. Делали больно, ругались, даже дрались, но не предавали. А значит, я все еще имею право на то, что ты мне даешь. Если я тебя предам, я сам лишу себя этого права, даже если у тебя у самой не хватит на это сил.

Когда я буду умирать, а я буду, я уже точно знаю, что буду, я только не знаю — когда, для меня станет неважным практически все, что так или иначе увлекает меня сейчас, когда я еще, слава богу, жив и здоров.

Айфоны, фэйсбуки, лайки, теннис, работа, друзья, родные, все это станет для меня словно дым, который вот-вот рассеется.
Мне даже не нужны будут дети, потому что незачем их грузить своими проблемами, пусть себе дальше живут и радуются.

Мне нужен будет всего лишь один человек, которому на_самом_деле не наплевать на меня, который ну хотя бы на какое-то время сможет быть больше со мной, чем с собой. Потому что умирать одному без такого человека рядом, это, я вам скажу, намного страшнее самой смерти.

Это даже не ужас, это какой-то мрак.

Этому человеку ничего не надо будет особенно делать, ему даже не надо будет ничего говорить, а нужно будет просто быть рядом и держать меня за руку, которую я легонько так подоткну ему под ногу.

И я хочу, чтобы этим человеком была ты.

Вячеслав Вето
Психологическое консультирование,
психотерапия, тренинги
www.slavaveto.ru

.