Его шокирующие фотографии образуют непреходящую галерею фатума и эксцентричности: причудливые уроды, живые или бездыханные, носящие на своих телах печать физической нелепости, агонизирующие виконтессы, застывшие в физическом соитии с темными всадниками апокалипсиса, черные вдовы с вырванными из плоти крылами ангелов, фрики в бутафорских карнавальных масках, маниакальные лица, сакральное религиозное исступление, экстаз, агония, смерть.

“Вот краткий список моих пристрастий: физиологические причуды во всех своих проявлениях, умственно отсталые, карлики, горбуны, транссексуалы на промежуточной стадии, бородатые женщины…..Все виды экстремального визуального извращения.

Фотограф Joel-Peter Witkin

 

…Я или псохопат с острейшим эстетическим чувством, или же потрясающе здоровый человек, – говорит художник, комментируя свои работы. – Как бы то ни было, я знаю, что ничем не смогу себе помочь. Ведь это то, для чего я был рожден”.

Его шокирующие фотографии образуют непреходящую галерею фатума и эксцентричности: причудливые уроды, живые или бездыханные, носящие на своих телах печать физической нелепости, агонизирующие виконтессы, застывшие в физическом соитии с темными всадниками апокалипсиса, черные вдовы с вырванными из плоти крылами ангелов, фрики в бутафорских карнавальных масках, маниакальные лица, сакральное религиозное исступление, экстаз, агония, смерть.

 

 

Графичные и изысканные одновременно, наследующие традиции барокко и классицизма, ужас лент Ходоровского и поэтику кадров Дерека Джермена, его герои излучают величественную красоту. Именно эта мистериозная эстетика сделала своего творца – Джоэля-Питера Виткина – одним из наиболее уважаемых фотографов в нашем безумном безумном мире.

 

Он живет в своем поместье, человек без мира и гражданин вселенной, закрытой и строго оберегаемой от посторонних глаз жизнью, окруженный семьей из шести охотничьих собак, секретаря Цинтии Кук, сына Керстена, жены Цинтии и ее любовницы Барбары Гилберт. Это его Ноев ковчег в тонущем окружающем мире.

Титулованный, признанный мастер в Европе, Виткин так и остался загадочной мрачной тучей на горизонте артистических небес. Ему повезло, он прокрался незамеченным мимо цензурных пожарищ 80-х – одному Богу известно, как. И это несмотря на то, что преподобный Пэт Робертсон проклинал его как сатаниста, а жена британского премьер-министра пыталась закрыть его выставку в Лондоне в прошлом году ( из-за фотографии “Пир глупцов”, на которой был изображен мертвый ребенок в окужении винограда, креветок, граната, с поврежденной рукой, ступней и ногами). По окончании выставки, Виткин был в четвертый раз награжден за вклад в Британское изобразительное искусство.

“В его снимках проявляется эта причудливая любовь времен барокко к эксцессам, – говорит Джермано Челан, директор отдела современного искусства знаменитого музея Гуггенхайма. – Они наполнены тоской по декадансу и экстазу, и обращением к расчленяемым в анатомических театрах телам, навеянным полотнами Бернини”.
Наряду с драмой физических недостатков и смущающей сексуальностью, образы Виткина занимают достаточно неоднозначное место в политике тела и пола. Как и Виги, Диана Арбус и Роберт Мапплторп, он изображает запретное, подпитывая наше желание хоть одним глазком заглянуть под таинственный покров истинной человеческой природы, его инстинктов, сколзнуть по смерти и страданию.

Один паталого-анатом из Медицинской Академии Нью-Мехико назвал Виткина “вторым Джеффри Дамером”, обвинив его в уничижении человеческого достоинства и существования. Виткин-документатор, и вместе с тем, экспрессионист, наделенный необычайной фантазией. Окруженные изысканными, часто рукотворными предметами, деталями интерьера, обстановкой, покроями, его модели часто стилизованы под античность или голливудских звезд 40-х. Виткин хочет, чтобы они выглядели более привлекательно и интригующе, чем кто либо может себе представить. Он дарит вторую жизнь этим искореженным страданиями и болезнями от рождения кускам плоти, людям с ранами Христа на подобии тел, под которыми еще теплится жизнь, мечты и надежды. Его андрогинов со знаменитой “Les Demoiselles d’Avign Admirers” не раз сравнивали с уродцами Босха и обвиняли мастера в вычурной чувственности. “Я верю в этот парадох: фотографирование безобразных вещей делает их прекрасными, – говорит он о своей работе “Пир глупцов”, созданной среди неопознанных тел в мексиканском судебном морге. – Но иногда я сам себя боюсь”…